24

Каждый из нас мыслью и чувством ускорял сближение с врагами. Но Ольга не увеличивала, а сбрасывала скорость.

Мы уже не неслись, мощно сматывая впереди себя пространство, но еле плелись на дне сверхсветовой области. Еще несколько торможений — и мы должны были перевалиться по ту сторону светового барьера, став видимыми для любого наблюдателя с телескопом. Мне так и думалось, что Ольга собирается вынырнуть в досветовую область, превратив корабль в обычное тело, подчиненное законам элементарной механики.

Но она преследовала иные цели.

Со стороны наш звездолет, вероятно, казался материальным комком отчаяния и безволия, мечущимся почти без энергии то сюда, то туда. Но как бы мы ни метались и ни меняли направление, появившаяся в пространстве кривизна сама задавала нам траекторию на Угрожающую.

В третий раз нас несло на нее.

Какие-то чудовищные механизмы деятельно работали, перетасовывая геометрию космоса, чтоб мы угодили в разверзшуюся пасть. И Ольга покорно вела звездолет по предписанному пути, даже не делая попытки рвануться вбок. Конечно, мы понимали, что она обманывает врага, но то было понимание разума, а не чувства. У меня все холодело, когда я глядел, как свирепо вырастает зловеще красная Угрожающая.

Еще ни разу нас не выворачивало так прямо в лоб на нее.

Безвольный полет корабля продолжался до тех пор, пока искривление пространства не сменилось его уничтожением.

Опять из Угрожающей вынесся конус аннигилируемой пустоты, а нас стало засасывать. Звездолет, словно очнувшись, рванулся назад. Нас снова зажало в тиски неэвклидовой метрики. С каждым разом действия врагов становились увереннее, наше сопротивление слабело.

И наконец настал момент, когда мощности звездолета не хватило, чтоб вырваться из охватившего его конуса. Из тридцати генерировавшихся врагами световых единиц мы сперва погашали движением вспять двадцать четыре, потом двадцать, пятнадцать, десять…

Мы боролись, обреченно боролись, перед тем как погибнуть, — так это должно было представляться со стороны… Вскоре у нас уже не было собственной скорости, нами полностью командовала чужая воля. И стало ясно, куда нас тащат. Угрожающая понемногу отклонялась от оси полета. Нас несло на Золотую планету — базу вражеских крейсеров, под удар ее гравитационных механизмов.

Если можно говорить об облегчении в эти тяжелые минуты, то я испытал облегчение. На Золотой планете, кроме разрушителей с их любовью к большой гравитации, ничто живое существовать не могло. Никому из их пленников не грозило уничтожение.

Борьба будет до конца честной — враг против врага.

Ольга оторвала меня от умножителя:

— Что там видно, Эли? — Руководя работой всех механизмов корабля, она сама редко бралась за бинокль.

— Все те же крейсера.

— Они не летят навстречу?

— В сверхсветовой области пространство чисто.

— Скоро сорвутся. Золотая планета уменьшает аннигиляцию. Очевидно, они считают, что можно уже не гнать нас форсированно на убой. Через несколько минут они убедятся, что рано нас хоронят.

Эти несколько минут тянулись долго. И когда они исчерпали себя, началось то, чего мы с такой тревогой ожидали и что так торопили мыслью. Ольга запустила ходовые аннигиляторы, и Звездный Плуг ринулся по прямой на Золотую планету.

Рекорды нарастания скорости, поставленные Леонидом около Угрожающей, были сметены. Предварительный расчет и близко не подходил к тому, что с таким хладнокровием, так решительно проделывала Ольга.

Я не знаю, сколько прошло минут, велся ли вообще счет на минуты, может, это были лишь замедлявшиеся в сознании секунды, но корабль перелетел за шесть тысяч световых единиц, а скорость все увеличивалась, — мы атаковали, в семь тысяч раз обгоняя свет!

И тут мы увидели, что разрушители поняли свою ошибку.

В сверхсветовой области появилось десять рванувшихся навстречу точек. Я видел две разные картины. Вокруг Золотой планеты хищно кружили десять боевых крейсеров врага, — так показывали бинокли умножителя в обыкновенной оптике, но реально было уже не так. Оптика с ее медленным светом давала картину давно прошедшую.

В действительности все они, эти десять крейсеров, как спущенные с цепи псы, яростно пожирали простор — мы четко лоцировали их волнами пространства.

И я не мог не удивиться мужеству наших врагов.

Нет, я не перестал их ненавидеть! В разрушителях сконцентрировано общественное зло, открытое нами в космосе. К злу нельзя относиться по-доброму, с ним нельзя мириться, его немыслимо уважать. Презрение, ненависть, истребление — вот единственное, чего оно заслуживает.

Но враги были храбры, это надо признать. Они могли бы разлететься от обреченной планеты. На спасение собственных жизней тем, кто сидел в крейсерах, хватило бы и времени, и скорости. Вместо этого они бросились на верную собственную гибель, чтоб попытаться уберечь от уничтожения оставшихся на планете.

И, вспоминая все, что тогда произошло, я не перестаю удивляться, почему их отчаянно смелый план не удался.

Во всяком случае, они были близки к его осуществлению, так угрожающе близки, что, может, лишь тысячных долей секунды им не хватило для успеха.

Мной овладело смятение, когда я увидел эти несущиеся навстречу смертоносные точки.

— Ольга, атакуй! — крикнул я.

— Рано! — ответила она. — Рано, Эли!

— Атакуй! — молил я, охваченный страхом. — Пойми, они обгоняют собственные гравитационные удары! Каждая секунда промедления — это новые волны перегрузок, что обрушатся потом!

— Гравитаторы смягчат их! — сказала она непреклонно. — Я не могу слишком рано атаковать, чтоб не упустить планету с оси. Планета, не корабли, закрывает выход на волю, не забывай этого!

Наша скорость складывалась со скоростью крейсеров, точки, появившиеся в сверхсветовой области, стремительно росли, превратились в тела. И тут не выдержали нервы у Леонида.

— Больше нельзя, Ольга! — закричал он хрипло. — Ты погубишь звездолет, Ольга!

— Еще не время! — ответила она.

Он схватил Ольгу за руку. Он был вне себя.

— Я командир, как и ты! Слышишь, Ольга, я не позволю!

Она вырвала руку. Голос ее был резок:

— Приказываю всем: спокойствие! Не сметь отвлекать меня!

И опять некоторое время была мутная тишина, звенящая тяжко бьющейся в жилах кровью. Галактические крейсера противника приобрели контуры. Они были в часах светового пути в секундах нашего исступленного космического бега.

И в этот момент Ольга включила боевые аннигиляторы. Тела на экранах волн пространства мгновенно расплылись в туманности, завихрились, слились в одно мерцающее пятно.

И, пронесясь сквозь то, во что они превратились, мы увидели в оптике десять ярко вспыхнувших и тут же погасших звезд. Флотилия врага больше не существовала, от нее ничего не осталось, кроме воспоминания.

Я забыл в тот миг о выпущенных крейсерами гравитационных залпах, разрушители далеко обогнали собственные удары, стремясь на сближение с нами.

Теперь мы видели лишь медленно выраставшую в оптике обреченную Золотую планету, отчаянно генерирующую, как показали потом приборы, защитные гравитационные поля.

А затем мы ворвались в полосу гравитационного залпа погибших крейсеров, и оказалось, что наши гравитаторы не способны его отразить. Меня сжало, дыхание вырвалось стоном, около меня застонал Осима, Леонид чертыхнулся.

Эта первая волна была самой слабой, крейсера выпускали ее перед уничтожением, и, очевидно, мощности их орудий тогда иссякали. Не сомневаюсь, что и сами они знали об ослаблении своих ударов и дальнейшее сближение преследовало лишь одну цель — столкновение лоб в лоб, взаимное уничтожение.

Зато вторая полоса перегрузок была так мощна, что у меня не хватило дыхания на стон. Я был раздавлен, пронзительная боль разрывала клетки тела. Рядом со мной хрипел опрокинувшийся Леонид, он потерял сознание, может, был уже мертв.